Около часа пыталась уехать на работу. Тополь как после бомбежки (только снегом). Деревья на дорогах, на домах и на машинах. Снега по колено. За час видела только 4 маршрутки и ни одной в мою сторону. Дошла практически в тупик и ничего.🙁 Психонула и вернулась домой. Вчера мне закрыли интернатуру и вот такой веселый выдался у меня первый рабочий день на должности стажера Java Developer. 🙃
Решила снова заняться группой Ренджи Вконтакте, все-равно я единственный админ кого всё ещё волнует судьба этой группы. Да и с 500 до 2000 подписчиков я её подымала Перебесилась немного, вроде... (НЕТ! НЕ ПЕРЕБЕСИЛАСЬ!), но мои подписчики пусть даже не ждут РенРуков... Мне хватает того, что я ищу новые арты с Ренджи, а мне 80% инфы выдает по говно-Рукии
За, что я люблю Лоика, так это за то, что не боится говорить правду вслух (как и Кузьма Скрябин, Светлая ему память!) Остальные боятся и слово сказать, чтобы "патриотики" дерьмом не закидали. Как жаль, что в нашей стране так исказили значение слов: патриот, свобода, активист и т.д теперь это скорее ругательства, по-крайней мере мне на поступки этих людей стыдно смотреть.
Жаль, что все мои любимые пейринги не так уж популярны или УЖЕ не популярны. Какое аниме не возьми фанфиков по моему ОТП почти нет е помню такой фандом, чтобы их было много
Весенние цикады Фанфик Канон: Блич Пейринг: Бьякурен Рейтинг: ПГ-13 Саммари: все когда-нибудь кончается, и любовь тоже. Примечание: хокку принадлежат Басе Фик написан к ДР Takashi_Rena
И кто бы мог сказать, Что жить им так недолго! Немолчный звон цикад.
Бьякуя вывел последние кандзи на листке рапорта. Кое о чем в этом рапорте он умолчал. А кое-что сформулировал так, что Кераку-соо-тайчо не должен был придраться, хотя бы и все понял. Но подставлять собственного же подчиненного – не дело для капитана. Перед начальством Бьякуя будет выгораживать Ренджи любой ценой. Правда, чем это кончится для самого Ренджи… Когда они только начинали работать вместе, Бьякуя однажды вышел из себя и потребовал отставки Ренджи. Но его тогда никто не поддержал – как же, как же, блестящий молодой офицер, всеобщий любимец, вот-вот достигнет банкая… Достиг. И что же? На кого он первым делом поднял меч, позвольте поинтересоваться? С тех пор немало воды утекло. И Бьякуя научился понимать Ренджи. И тогда, когда он побежал в Уэко Мундо спасать Иное-сан, и вчера, когда он в нарушение всех служебных инструкций присоединился к рейду 11-го отряда, а потом предоставил объяснительную записку, пестревшую восторгами по поводу уничтоженных Пустых. Однажды это кончится для тебя, Ренджи, не выговором и даже не карцером, а бесполезной гибелью. Бесполезные ранения ты уже получил, про себя сказал Бьякуя. Вслух и тем более самому Ренджи такие вещи говорить было бессмысленно – он их просто не слышал. Поэтому Бьякуя утешал себя тем, что Ренджи вносит в его жизнь приятное разнообразие. Вечером у Бьякуи намечалось торжественное событие – визит старейшин клана. Поэтому он в кои-то веки решил уйти с работы вовремя. Это не означало, что он собирался отдыхать – слишком многое надо было подготовить. Подушки для сидения. Икебану. Угощение. Лучший чай. Лучшее сакэ, и хорошенько охладить его. Выступление именитой гейши – нельзя же начинать общение с пожилыми родственниками (век бы их не видел!) с деловых переговоров… К тому же сегодня по требованию чертовых старикашек на собрании должна присутствовать и Рукия. Не так уж часто они этого требуют. Хотят чего-то лично от нее? Бьякуя мысленно посочувствовал Рукии: она уже не первый год тянула лямку капитана в 13-том отряде, формально оставаясь лейтенантом, но без заместителя. Ах да, надо предупредить Ренджи… А то с него станется вломиться прямо в зал собраний с воплями «Тайчо-о! Вот вы где! А я вас жду, жду!» – уже бывало. – Да знаю я, – буркнул Ренджи, покраснев, когда Бьякуя сообщил ему о собрании. Бьякуя не успел удивиться – откуда бы?, как Ренджи поклонился, качнув «хвостом» на макушке, и отвернулся, бухтя под нос «ага, и гейшу пригласили…» и с преувеличенным тщанием складывая на столе какие-то бумаги. Настроение было вконец испорчено. Итак, мы знаем, что у Кучики-тайчо важное семейное собрание. И о том, что приглашена гейша, мы тоже знаем. Рукия этого сказать Ренджи не могла – ее саму не предупредили. Вывод, напрашивавшийся сам собой, был довольно неутешительным. Бьякуя потянул ворот хаори – ему вдруг стало душно. Он привык контролировать каждый свой шаг, потому что весь Сейрейтей смотрел на него, больше того – весь Руконгай судил по знатнейшему из капитанов о Готей-13; привык и к тому, что постоянно должен всем и вся: отряду, старейшинам, Совету Сорока Шести, вассальным кланам. И когда Ренджи перестал быть для него просто подчиненным, Бьякуя сразу стал должен ему: относиться с пониманием к его выходкам, его дракам с ребятами из одиннадцатого, его по-прежнему трепетному отношению к Зараки, его излишне тесному общению с другими лейтенантами. И с Рукией. Как странно, недоумевал Бьякуя, Рукия постоянно командует им – а Ренджи упорно думает, что играет какую-то роль в ее жизни и решениях! Поначалу все это забавляло Бьякую. Он считал это независимостью и верностью друзьям. Или наивностью. И ревность Ренджи его тоже забавляла и даже льстила ему: ревнует, значит, любит и боится потерять, думал Бьякуя. И все-таки что-то все чаще царапало грудь изнутри… – Я приглашу гейшу только для нас двоих, когда закончится сдача отчетности, – сказал он. Ренджи обернулся, широко улыбнулся и снова поклонился, но Бьякуе вдруг почудилась в этой улыбке какая-то торжествующая нотка.
*** Вечерние цикады распелись во весь голос, будто не зная, что их песни скоро оборвутся: век насекомого недолог, как и век любви… Церемониальное кимоно и слишком длинные парадные хакама упали на ширму. Бьякуя знал, что слуги их тотчас уберут. Он устал как никогда. Устал в сотый раз объяснять, что не намерен жениться. Попробуй что-то объяснить старику с парализованной нижней челюстью, который, трясясь, невинно смотрит на тебя и бубнит: «А я и шам, и шам по юношям… в молодошьти… а жене-то это жачем шьнать? Жена для другого!», а все остальные сидят с каменными, как у всех Кучики, лицами и одобрительно кивают: ай, молодец, дядюшка Старый Циник, не зря заслужил свое прозвище! Правильно сказал! А то у этого щенка, главы нашего клана, никак юношеские глупости из головы не выветрятся! Разговор с Рукией оказался еще тяжелее, чем с дядюшками и тетушками. Потому что тут Бьякуя впервые в жизни был на их стороне. И что самое ужасное – Рукия сознавала их правоту. Сознавала, но… – Он – живой, Рукия, – втолковывал Бьякуя. – Живой! Он человек! Он должен жить как человек, строить свою жизнь как человек. Иметь детей, как человек. А ты – шинигами. – Я знаю, нии-сама, – отвечала Рукия, упрямо опустив голову. – Он женится на человеческой женщине. И нет никакой уверенности в том, что вспомнит тебя после смерти… – Я знаю, нии-сама. – И умрет он лет через пятьдесят-шестьдесят, самое малое! – И это я тоже знаю… Но замуж за другого – нет, не могу! – Ты должна это сделать в интересах клана, – настаивал Бьякуя. Рукия подумала, и вдруг ее глаза блеснули хитринкой. – А можно мне хотя бы самой выбрать жениха? Старейшины поскрипели зубами, но согласились. И тогда Рукия поднялась и звенящим голосом произнесла: – Я желаю выйти замуж за лейтенанта шестого отряда Абарая Ренджи! Повисло молчание. Бьякуя едва не рассмеялся: ловкий ход! Рукия умудрилась всех одурачить! И внезапно стариков как прорвало. Крик и шум, поднявшийся в зале, походил на тайфун. «Руконгаец! Оборванец! В клане! Да никогда!» – кричали он. Какая-то горячая голова даже предложила посадить Рукию на хлеб и воду, дабы образумить… Они так ни до чего и не договорились. Но как же Бьякуя устал, ками-сама… Он уже готов был растянуться на шикибатоне, как сильные руки обхватили его. – Ренджи! – у Бьякуи не стало сил даже сердиться. – Я же говорил тебе не приходить! – А я и не приходил, пока вы не освободитесь, тайчо, – лукаво усмехнулся Ренджи и прижался щекой к его щеке, потом нашел его губы своими губами и крепко завладел ими, прикусывая. Бьякуя вздохнул. Он не раз говорил, что ему это не нравится – воспитанный в старинных традициях знати, он почитал поцелуи непристойными, но Ренджи только смеялся. Отдых в эту ночь явно откладывался. – Что-то вы такой холодный сегодня, тайчо, – ворковал Ренджи, проводя пальцем по внутренней стороне бедра Бьякуи. – И как поживает гейша? Гейша была великолепна, – должно же в этот день хоть что-то быть великолепным, но говорить о ней у Бьякуи не было никакого желания. – А это точно гейша, а не какой-нибудь юный вакашу? – с притворной веселостью поинтересовался Ренджи. Только сцены ревности мне сейчас и не хватало, с тоской подумал Бьякуя. – Мы обсуждали замужество Рукии, – честно сказал он. – А теперь, Ренджи, я очень устал. Давай немного поспим. – Но… Тайчо! – Мне надо собраться перед завтрашним днем, чтобы выдержать выволочку от соо-тайчо, – продолжал Бьякуя. – Я как капитан несу ответственность за то, что делаешь ты, Ренджи. – Приношу свои извинения, – обиженно пробубнил Ренджи. Орать, драться, как с Куросаки, или обзываться, как с Рукией, он с Бьякуей не мог – все-таки он понимал субординацию, поэтому избрал безошибочное оружие: обиды. Отвернулся спиной к Бьякуе и захрапел. Лежа без сна, Бьякуя вдруг подумал, что если бы Ренджи его действительно любил, то постарался бы понять. А если бы он так дорожил дружбой с Рукией, то хотя бы спросил, за кого ее прочат замуж. Не говоря уж о том, чтобы извиниться за неприятности по службе не формально, а искренне, по-настоящему (если уж не получается их не доставлять!).
*** Утро началось с боевой тревоги – прорыв гарганты на окраине Руконгая. Пустые пришли слабые, достаточно было бы послать туда нескольких рядовых, но Ренджи рванул сам. Выхватил занпакто, погнал свою группу шинигами, крича что-то залихватское на ходу… И – по привычке понимать его – Бьякуя понял и на этот раз. Ему скучно. После разгрома Айзена и квинси серьезных сражений почти не бывало, а отрядная рутина угнетала Ренджи как ничто другое. Ни тренировки, ни учения не могли развеять эту скуку, а сам Ренджи не умел добавить огонька в обыденность. В такую же рутину скатились и их отношения. Может быть, правда жениться на девице из благородного клана? Такой… с характером. Чтобы строила любовнику мужа тайные и явные козни; чтобы самого мужа, потупившись с притворной скромностью, изощренно пилила, чуть что – угрожала уйти в монастырь и при этом строила глазки актерам театра Кабуки? Беда была в том, что таких девиц на примете у Бьякуи не имелось. Да и чувства девицы тоже следовало уважать… Ренджи вернулся, блестя глазами, потный, запыхавшийся, сияющий после славной драчки. – Ух мы и всыпали этим паршивцам! – сказал радостно. – Ты отправился без приказа, – напомнил Бьякуя. – Да ладно, тайчо! Их же надо было остановить, этих Пустых, – Ренджи поймал Бьякую и прижал к стене, жадно целуя. – Ну что вы? Сердитесь? Ну не надо, я же все за вас отдам, я все для вас сделаю! – Ренджи, нас могут увидеть… – Да кому оно надо! Сюда же никто не войдет! Капитан Зараки, грузный и решительный, ворвался в кабинет с возгласом «Кучики, глянь, они нас опять на учениях… Э?», хрюкнул и вывалился спиной вперед. Что ж, о Зараки сказать «войдет» действительно было бы… некорректно.
*** Вечером Ренджи, немного смущенный и обеспокоенный, все-таки явился в поместье Кучики. Он искательно заглядывал в лицо Бьякуи, сильно опасаясь последствий дневного происшествия. Если Зараки растреплет, а он может… Бьякуя, в отличие от Ренджи, огласки не боялся. Знатные самураи и тем более даймё испокон веков привязывали к себе молодых и симпатичных вассалов «теплым долгом» – что тут оглашать? А вот непристойные поцелуи, да на рабочем месте, да на глазах у другого капитана, пусть и случайно, – это уже скандал. Вошла Рукия, присела на подушку. Она еще ни о чем не знала, но не ждала от вечера ничего хорошего: вряд ли после вчерашнего ее пригласили бы в поместье для обычного семейного чаепития. Бьякуя присмотрелся: выглядела она подавленной. Похоже, клановые тетушки взялись ее обрабатывать неофициально, а уж как они это умеют – Бьякуя прочувствовал на себе. – Днем ты сказал, Ренджи, что все сделаешь для меня, – начал он. В горле пересохло. Сейчас решалась и его судьба. Вот еще несколько секунд – и больше не будет жарких поцелуев в офисе на глазах у Зараки, не будет томных ласк, и шалостей в офуро, и совместного кормления карпов в пруду, и многого другого, что Бьякуя так любил. Не будет звездных ночей и весенних дней на двоих… – Конечно, тайчо, – Ренджи заулыбался, закивал. – А ты, Рукия, – продолжил Бьякуя, – сказала, что согласна выйти замуж только за одного человека. За того, которого ты хорошо знаешь… – Но… – Рукия захлебнулась воздухом. Она-то почувствовала неладное. – Это за Куросаки, что ли? А он что же, умер? – удивился Ренджи. Щеки Рукии вспыхнули, но она промолчала, только сжала пальцы. – Это неофициально, – сказал Бьякуя. «Еще не поздно остановиться…» – В ближайшее время обряд сватовства будет произведен по всем правилам, как принято в клане Кучики. Я не могу подвергать сомнению достоинство клана… Поэтому прошу вас обоих подготовиться. Ренджи вскинул голову. Уставился на Бьякую так, будто впервые видел. А Рукия закусила губу и съежилась. «Ничего, Рукия. Пятьдесят или шестьдесят лет – это не так уж много…» Служанка, не поднимаясь с колен, ловко расставила чашки, вазочку с тябаной, подготовила все для чайной церемонии. Бьякуя смотрел на чашки – пиалы драгоценного тончайшего фарфора, каждой не меньше двухсот лет. И на тябану из цветков повилики и ветки хаги. И на вагаси, принесенные для Рукии, – целый набор разноцветных фруктовых пирожных. Ему хотелось крепкого сётю. Так, чтобы напиться и больше ничего не помнить. Никто из них не проронил и слова до конца вечера. За окном шелестели цикады, и Бьякуя подумал, что целых шестьдесят лет можно горевать об умерших или тосковать о несбывшемся, но для любви порой и трех лет более чем достаточно, чтобы угаснуть. А была ли любовь? Любил ли он сам? Любил, наверное. Любили ли его? Кто знает… Спрашивать у Ренджи не было смысла, а цикады, певшие за окном, этого не знали. Век их любви был мимолетен, как вечерняя песня.